Журнал о музыке

фото: Алексей Меринов

На дребезжащем автобусе их довезли от Ялты до Ливадийского дворца. Здесь брал начало модный туристический маршрут: «По царской тропе».

Стояла хмурая ноябрьская погода, не холодная, а прелая, парниковая, типичная для предзимнего Крыма.

В отяжелевшем от избытка дождевой влаги туманном саду, окружавшем резиденцию замкнувшего трехсотлетнюю династию русского монарха, шумели деревья и, смеясь, гонялись дружка за дружкой артековцы — мальчики и девочки, прибывшие на море со всех концов страны и наряженные в одинаковую, военного покроя серо-голубую форму.

Асфальтированные дорожки петляли близ свитского корпуса и Крестовоздвиженской церкви, превращенной в советское время в сварочный цех (в ней отпевали почившего Александра Третьего, а супруга Николая Последнего приняла православие), желтели раскисшая трава и облетевшие листья.

Построенный из местного белого инкерманского камня дворец казался сонным и неприветливым.

Лысоватый гид бубнил с неопределенной ухмылкой: после Октябрьской революции во дворце был устроен санаторий для рабочих и крестьян. Привыкших трудиться до седьмого пота и не терпевших праздности полуграмотных поденщиков доставляли сюда насильно и помещали в обстановку враждебной им роскоши, они не знали, куда себя деть и чем заняться. В конце Второй войны в этих хоромах состоялась Ялтинская конференция: Сталин, Рузвельт и Черчилль — решили судьбу мира и поделили еще не поверженную гитлеровскую Германию.

Антон захотел приблизиться к историческому столу переговоров и получил от гида резкое замечание: никакие самостоятельные перемещения недопустимы!

Вышли на улицу. Гид кратко охарактеризовал доставленную еще в позапрошлом веке из-за границы экзотическую растительность:

— Туя… Бук… Африканский кипарис. Обычно кипарисы — как эскимо на палочке, а этот раскидистый и напоминает кряжистый дуб… Под этой секвойей царь любил заниматься государственными делами. Барон Фредерикс приносил ему бумаги на подпись… Царская семья освежалась водой из специального колодца.

Колодец охраняла страшенная скульптурная химера, похожая на те, что украшают собор Парижской Богоматери.

По тропинке добрели до скамеечки в виде крокодила, выточенного из цельного бревна.

Рядом возвышались позелененные мхом, сооруженные из растрескавшегося бетона массивно-грубые солнечные часы.

— В советские времена эта дорожка называлась Солнечной. Изначально ее проложили для Николая Второго после перенесенного тифа царю были показаны пешие прогулки. Иногда царь скакал на лошади, конная езда была ему разрешена. Автомобили не признавал, запрещал ездить на машинах по Ялте. Пока не увидел: в Европе все раскатывают на моторах. Тогда уступил моде. Ровность тропы оказалась как нельзя более удобна и для супруги царя, Александры Федоровны. У нее были больные ноги, она не могла совершать дальние моционы. 

Группа, с которой прибыл осматривать царские владения Антон, выглядела пестро: парочка юных влюбленных, наряженных в яркие куртки, фоткалась на фоне горных каменных глыб, степенные безлико-серые зрелые люди, гордые приобщением к великому прошлому отчизны, обменивались многозначительными репликами, задыхающиеся старичок и старушка (он — склеротически румяный, она — ужасающе морщинистая) с первых же метров отстали от основного ядра и замыкали колонну. Особо выделялись стриженая полная женщина в коротковатых брюках и ее великовозрастный сын в видневшейся из-под клетчатой рубахи тельняшке, с сиявшим на среднем пальце перстнем, раньше такие продавали в табачных киосках: белый металл и вправленная в него стекляшка. Семенящая мать и переваливающийся сын норовили быть первыми, обгоняли других скороходов, следовали за гидом по пятам.

— Возле Ласточкина Гнезда нас ждет автобус. Или кто-то собрался малодушно повернуть назад? — шутил гид.

Изредка по ходу движения попадались похожие на надгробия плиты с обозначениями: «500 метров», «750 метров»… Гид объяснял:

— В советское время за каждой крымской здравницей был закреплен определенный участок этой тропы. Санатории несли ответственность за ее благоустройство, обихаживали, украшали на свой лад. Вспомните скамеечку-крокодила… Люди, перенесшие инфаркт, должны были знать, на какое расстояние удалились от курорта и врачей. Иногда им назначали точный метраж променада, чтоб не перетрудить сердце. Заканчивается тропа в Гаспре — детском санатории имени Розы Люксембург… Там, в имении Михаила Романова, была устроена детская лечебница.

Впереди их ждало изваяние Пушкина. Вытесанный из булыжника поэт был страшен в своей буйной кудрявости.

Чем дальше углублялась группа в дебри, тем явственнее чудилось Антону присутствие не одобрявших вторжения бесцеремонных гостей призраков — невидимые, они цеплялись ветвями дубов и сосен за рукава, капюшоны и зонты странников, впивались в ткань колючками боярышника и сухими сучьями можжевельника.

Взгорок, попавшийся на пути, был увенчан высоким металлическим крестом.

— Воздвигнут по распоряжению царицы. Во славу Господа, ниспославшего августейшей чете наследника, цесаревича Алексея… После революции крест, конечно, был спилен. Романовы надеялись, что Временное правительство отправит их в Крым, откуда они смогут уплыть в Европу и ускользнуть от карающего меча революции. Но их чаяниям не суждено было исполниться. В последний раз они побывали в Ливадии в 1914-м. После отречения государя от престола были сосланы в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Там погибли… Желающие могут подняться и прикоснуться к вновь водруженной святыне…

Но добраться до креста оказалось непросто. Ойкнув, покатился вниз кубарем похожий на Санта-Клауса румяный старик. За ним поскользнулась и сорвалась в пропасть морщинистая старуха. Парень с сияющим перстнем оглушительно хохотнул.

Антон ясно различал, куда ведет злополучная тропа. Не к Черному морю, которое даже в зимние месяцы хранит тепло, не к изящному, резному, ничем не уступающему замкам Луары Ласточкиному Гнезду, а к заснеженным пространствам холодной Сибири, к подвалу, на кирпичной стене которого остались выбоины от пуль.

Гид говорил:

— Продираемся сквозь заросли земляничного дерева. Конечно, земляника на нем не растет. Оно только называется земляничным. Зато впереди маячит красными ягодами кизил. Он расцветает на склонах первым, а урожай дает последним. Его ягоды можно сушить и заваривать. Или готовить великолепный джем.

Но на ветках алели не ягоды, а набухавшие капли крови.

Повалил снег. Крупные хлопья занавесили горизонт.

— Зима на южном побережье особенно красива. Снег на пальмах — истинно крымское зрелище…

Белые ватные клочья ослепляли, налипали на брови и ресницы. Бинтами обматывали медленно бредущие фигуры. Антон думал: Англия отказалась принять царя, когда шла речь о его возможном освобождении из Ипатьевского дома, хотя правил Великобританией кузен Николая Второго Эдуард. И Франция не захотела привечать русского самодержца. Зачем Франции русский монарх? Химеры на соборах этому приезду явно были бы не рады. И Япония стушевалась, что неудивительно: там на царя, когда он был молод, совершил нападение самурай с шашкой наголо. Собственно, тропа, по которой царь гулял и наслаждался целебным воздухом, прямиком и неотвратимо влекла его к гибели. Вслед за ним на эту тропу ступила вся Россия.

Молодая пара, решив запечатлеть себя в жанре селфи, не устояла на краю обрыва и провалилась в расщелину. Их падение отозвалось в пустоте гулким эхом.

Движение застопорилось. Экскурсанты противились шагать дальше.

— Привал! — объявил гид, хотя присесть было негде.

Семенящая мать и сын в тельняшке, ни слова не говоря, удалились в чащобу и вернулись с суковатыми палками, которые продолжали обстругивать длинными ножами.

— Все дружно продолжают маршрут! — крикнул сын.

Люди упирались. Тельняшечник, блестя перстнем, построил их в затылок и погнал, как овец. Оздоровительная трасса теперь тянулась вплотную к нелепым облезлым строениям, похожим на бараки.

— Началась эра индустриализации, — объяснял гид. — А вокруг скопище врагов. Без уничтожения гадов-предателей стране было не выдюжить. Этим объясняются особенности ландшафта. Мы видим птицеферму и завод железобетонных изделий. А вот недавно сданный в эксплуатацию жилой комплекс «Дипломат» повышенной комфортности. С инфраструктурой, автостоянками, лифтами, ведущими к морю, — здесь относительно недорогие квартиры.

Дородный мужчина, на физиономии которого испуг соседствовал с гордостью за воочию увиденные достижения, пробовал возмутиться:

— Святотатство строить новодел в заповедных зонах! Среди этих бетонных башен дворцы Романовых меркнут!

Его поддержала женщина в нелепой, не по сезону соломенной панаме:

— За сто лет не возвели ни одного дворца… Кроме Дворца съездов. А теперь попираем память…

Парень в тельняшке принялся охаживать говорунов суковатой дубиной.

— Архитектору Краснову, который строил для царей зодческие шедевры, недавно открыли на набережной Ялты памятник, — невозмутимо сообщал экскурсовод. — Кстати, монумент ему установлен неподалеку от места, где под платанами высился памятник Иосифу Виссарионовичу Сталину. Ох, какой внушительный был генералиссимус! Из чудесного красного гранита. На смену уничтоженному памятнику великому вождю, отцу народов, пришел памятник его предшественнику, Ленину.

Антон думал: «Происходит замещение одних идолов другими. Это обычный процесс. Но идолы плохо влияют на жизнь обыкновенных граждан».

— Для желающих будет организована ночная экскурсия на водопад Учан-су, что в переводе с татарского означает «падающая вода». Греки называли его аналогично: «летящая вода». Греки и татары, вы, наверное, в курсе, немало способствовали освоению нашего побережья.

— Почему ночная? — подал голос Антон. — Разве нельзя полюбоваться водопадом днем?

— В темноте водопад выглядит при свете звезд очень романтично, — ответил гид. — К тому же неподалеку от него раскинулось обширное кладбище.

Парень в тельняшке направился прямиком к Антону.

— Если ты не царь, то помалкивай. Если царь, должен быть готов к гибели. Скольких монархов у нас и за границей подвергли казни! — речитативил гид.

…Очнулся Антон на асфальте. Вокруг гонялись друг за дружкой артековцы в пилотках. Шуршала метла. Приподняв голову, он увидел: пространство перед дворцом подметает сплетенной из пальмовых растопыренных ветвей метелкой стриженая дворничиха в коротковатых брючках. Она сгребала опавшие листья и посыпала ими Антона. Вскоре он оказался под их ворохом.

Когда стемнело, он выбрался из сугроба листвы и устремился к автобусной остановке.

На память об этой экскурсии Антон приобрел в сувенирном киоске Симферопольского аэропорта настенные (а не солнечные) часы — китайский батареечный механизм, вмонтированный в фотографию улыбающегося расстрелянного монарха, с надписью поверх лубочного портрета: «Привет из Ливадии!».