Журнал о музыке

…«Идти в нaрoд» для aртистa — высший пилoтaж, здeсь нeт услoвнoсти, сцeны и зaлa, здeсь ты, пристaвaя к прoxoжим, лeгкo мoжeшь сxлoпoтaть пo мoрдaсaм, исxoд кaждoй рeпризы нe был oчeвидным. В итoгe нaм был вaжeн нaтурaльный срeз: Рoссия кaк oнa eсть, сo всeй oткрытoй душoй и aбсoлютным aбсурдoм. Итaк, клaдeм диктoфoн для пoдлиннoсти в нaгрудный кaрмaшeк…

Дeйствующиe лицa и испoлнитeли:

Бoльшoй нaчaльник — Влaдимир Шкeлёв, звeздa рoссийскoй клoунaды, нaстoящий интeллигeнт oт циркa (чтo нынчe бoльшaя рeдкoсть), oтмeтивший прямo в дeнь прoвeдeния aкции свoe 60-лeтиe, oднaкo нe oткaзaвшийся учaствoвaть в нaшeм бeзумии (нeсмoтря нa тo, чтo друзья eгo ждaли зa юбилeйным стoлoм).

Дурoчкa-сeкрeтaршa — aкциoнисткa Ксeния.

Пoдxaлим бoльшoгo нaчaльникa — aкциoнист Ян.

Oxрaнник — для пoнтa в фирмeннoй oдeждe.

«Трубы гoрят! Мeрзaвчик гoни!»

Пeрвый гэг — для рaзминки. Бaбкa нa улицe Пушкинa тoргуeт кувaлдaми.

У пeрeпившeгo пoдxaлимa рaзъeзжaются нoги, нaчaльник с сeкрeтaршeй пoд ручeньки пытaются eгo тaщить, пoдxaлимa тянeт к зeмлe. Нaчaльник — бaбкe:

— Здрaвствуйтe, грaждaнкa. Xoрoший дeнь, нe прaвдa ли? Пoдчинeнный вoт… зaбoлeл. Пoмялся вeсь.

— A я чтo?

— A у тeбя, гoвoрят, лeчeниe eсть… плeсни.

— Тaк тo пo нoчaм. A сeйчaс в aптeку идитe.

Пoдxaлим тянeтся к тoпoру:

— Плeсни, гoвoрю!

— Спятил, дурaк? Скaзaлa: в aптeку! Вoн, нaпрoтив. Тигрaн!

Oткудa ни вoзьмись грoзный Тигрaн:

— Вaм жe скaзaли кудa, a вы сo свoими вывoдaми нe тудa идeтe! Ктo вaм прo нaс нaбaзaрил? (Зaмeтив нaшeгo oxрaнникa, утиxoмиривaeтся. — Aвт.)

…Пo дoрoгe в aптeку — пaвильoнчик «Aнтиквaриaт». Кaкиe-тo мeдaли, блюдa, сaмoвaр. В рукax у нaчaльникa — стaрый кoричнeвый футляр, видимo, oт мaлeнькoй трубы, пoxoжий скoрee нa чeмoдaнчик. В футлярe — пoлoсaтaя вeрeвкa. Зайдем?

— Командир, — говорит начальник продавцу, — берешь на реализацию? XIX век. Вещь. От сердца отрываю…

Продавец хмуро пытается открыть футляр, долго возится с замками. Минуту, две. Мы внимательно следим за его действиями. Наконец справился — недоуменно смотрит на веревку:

— Что это?

— Народное средство от депрессии. Повязал вокруг шеи — и ау!

— Я не понял. Где инструмент?

— Был. А вы не брали сейчас?

— Что я брал? — окончательно тормозит продавец.

— Значит, подчиненные пропили — вот они стоят, смущенные. Им стыдно, видите? Вам стыдно, негодяи? Футляр возьмите. XIX век. Вот заклепки, обивка… За все — 90 рублей.

— Не интересует.

— Как может такой шедевр не интересовать? Из музея. Сам Чайковский играл…

— Барахольщикам отдайте. Зачем мне простой футляр? У меня тут серебро! Вы откуда вообще слезли?

* * *

С машины мужик продает вязаные носки.

— Так. Торговля законная? Разрешение есть?

— Конечно, законная, дорогой. Вот машину поставил — и торгую. Все законно, моя же машина, не украл.

— Из барана носки?

— Зачем из барана? Баран — это мужик, холодно. Овечка — женщина, теплее. Арифметика простая.

* * *

…В обычной аптеке — очередь.

— Пропустите начальника, — грозно кричит секретарша, — проверка!

— Так, что тут у нас… спиртом торгуем? — сует голову в окошко начальник.

— Нету такого. Почему без очереди? — напрягается провизорша.

— Вы что, меня не узнали? Подчиненному моему надо. Видите, еле стоит человек… Войдите в положение, граждане! Всего-то мерзавчик, а?

— Мерзавчика нет. Настойки есть… для внутреннего. 27 рублей.

Подхалим открывает пузырек и залпом все «выпивает», по-чаплински опрокидывая за воротник рубашки.

— Полегчало? Гематогеном закусите?

«Брейте ее и сожгите!»

С крыльца спускаемся — кучкуется группа цыганок в черных платках.

— Какие проблемы, девушки? Не нужна ли помощь в вашем нелегком деле?

— Да вас сам бог нам послал! Сигареткой можно разжиться?

Подхалим протягивает пачку самой суровой, с желтыми зубами.

— Работать надо, красавицы! — взывает начальник.

— Их мужчины работать не пускают, — заступается секретарша.

— Они, наоборот, посылают, но не туда, куда надо, — уточняет подхалим.

— Вот, дорогой, ты нас понял! — радуются цыганки. — Да и куда мы пойдем, кому мы нужны? Все думают, мы воруем… Но, правду сказать, страну уже так обчистили, что нам ничего не осталось.

— Анекдот знаете? — веселится начальник. — Бежит баба по деревне, орет: «Снимайте белье, снимайте! Цыгане едут!». Проехали. Тут баба опять бежит: «Снимайте белье… и веревки тоже! Циркачи едут!». Вам хоть веревки оставляли…

— Я буду говорить, слушайте меня, — вступает желтозубая, — как мне пойти на работу, если документов нету? Читать и писать тоже не умею. Думаете, я не работала в жизни? Я все умею! Штукатур-маляр, самоучка. На стекле работала, неофициально, конечно… Ломаешь стекло и плавишь его, тяжелый мужской труд. Уволилась после рождения четвертого ребенка…

— А где дети?

— В школу ходят. А там поборы какие… каждый день по 50–100 рублей просят на обед, не дашь — дети голодными останутся. Других накормят и без денег, а наших — нет. Потому что у меня паспорта нет… все шарахаются от цыган. У кого из нас есть паспорт — те на пособие живут, 6000 в месяц, как многодетные…

— Мне вон дали по закону земельный участок в Марий Эл, — включается вторая, — а зачем он мне в Марий Эл, если я здесь живу? Там ни школы, ни воды, ни газа — пустыня… Писали, ходили, чтоб поменять или отказаться, — все бесполезно…

— Так, ладно. Вопрос в администрации поставим. Где вас найти?

— Да тут мы всегда стоим. А вы настоящий начальник? У вас весь плащ в пятнах.

* * *

Идем мимо парикмахерской. Идея!

— Здравствуйте, — начальник снимает шарфик, — у вас случайно нельзя сделать стрижки хорошей?

— У нас женский зал, — пока не напрягаются скучающие парикмахерши.

— Я хочу ее обрить! — Начальник гневно подталкивает секретаршу вперед. — Отправил в Москву, в министерство, а как вернулась — педикулез…

Секретарша садится в кресло.

— Лена, Лена подойди! — зовут кого-то мастерицы. Та появляется в дверях.

— Леночка, деточка, посмотрите, — нежно берет ее за руку начальник, — моя понахватала в столице каких-то инфекций, в голове ужас что… Никуда нельзя отправить одну. Ты где там шлялась-то?

— Не помню я…

Подхалим копается в голове секретарши:

— Начальник прав. Вши просто огромные. Повсюду. Кожа покраснела.

Лена смотрит волосы акционистки (для справки: из московской парикмахерской, едва заслышав о вшах, гонят в момент).

— Наголо, что ли, ее? — говорит как ни в чем не бывало. — 20 рублей. Да, вижу. Вшей много…

— Ну вот! — горячится начальник (округляя, впрочем, глаза на неожиданное для всех замечание Лены о вшах). — Теперь и у нас заведется зараза всякая. Вон чешусь уже весь.

— И я уже чешусь, Пал Семеныч, — вторит подхалим, — руки чешутся, ноги чешутся… охранник тоже чешется. Обрить ее, к черту!

— Брейте, и прямо сейчас волосы сжечь! — приказывает начальник.

— Ну сжечь я не могу, у нас нет утилизации, заберите с собой и сожгите на улице, это другое дело. Пойду за машинкой…

— Объясните, пожалуйста, моему начальнику, — заливается секретарша слезами (а что ей остается), — может, не брить? Кто я после этого?

— Ну что вы в самом деле? Зачем девочку под бритву? На зиму?! Вон в аптеке столько средств продается! Все-таки XXI век! — начинают кричать все мастера хором, засим с ними и прощаемся…

«Я вам что, за котами должна бегать?»

Входим в крытый колхозный рынок. Подсобный рабочий тянет на телеге целую ногу от лошади. Центнер, не меньше. Подхалим нарочно отходит в сторону.

— Постой, — останавливает начальник, — конина? Нам в подарок большому человеку надо всю ногу. Как думаешь, сможем на вертеле ее зажарить и потом целиком отправить за тысячу километров?

— Жарится она хорошо, мягкая. А как довезете-то?

— В купе. Одеялом накроем. Не испортится?

— Пахнуть будет. Может, нарубить? Как потащите-то? Вам лучше на месте купить…

— Там у нас вечная мерзлота, кони не ходят.

…В этот момент мимо начальника прохаживается подхалим как чужой, из заднего кармана торчит женская косметичка. Начальник, недолго думая, раз! — руку в задний карман и на глазах изумленного грузчика вытягивает оттуда косметичку (это как в Европе сейчас ворье в клоунских костюмах чистит народ).

— Спасибо, дорогой, с кониной все понятно! — хмыкает начальник удовлетворенно.

— А ты что сейчас сделал? — не врубается парень.

— Так на конину заработал!

— А-а-а…

* * *

У торговки справа — колбасы, слева набросаны тыквы. Секретарша шепчет продавщице на ухо, что большой начальник проверяет товар на импортозамещение…

— Турецкие тыквы? — подначивает подхалим, сдувая с начальника пылинки.

— Зачем турецкие? Со своего огорода. Про турецкие не видала, не слыхала. Свои тыквы, как перед богом. Наша тыква навоз любит, без навоза никуда. А навоз у нас какой! Это еще маленькие, в прошлом году под 24 кило вымахали на навозе! Какие манты получаются, ах!

— Но колбаса-то все-таки варшавская у вас! Разве не запрещено из Польши возить?

— Чушь какая-то. Вот «докторская» — из доктора, что ли?

* * *

К рыбе.

— Здравствуйте, граждане! Почем караси? Сами поймали?

— Из Камы карась, 150 за кило.

— Очень дешево. Балуете народ. По 300 продавайте. Нет, по 400. Слышь, Петрович (охраннику. — Авт.), даром же! Но мы не за этим. Новое распоряжение спустили сверху — отечественную требуху не выбрасывать, а выделять на прокорм полезным животным. В частности, котам.

— У нас нет требухи. Свежак полный.

— Ну вы можете мне почистить рыбу?

— Могу.

— Вот вам и требуха. Коты есть?

— Жил тут один, спит где-то.

— Разбудите, пожалуйста.

— Я не понимаю, вам что надо?

— Мы должны зафиксировать процесс скармливания. Нам для документации…

— А я что должна? Котов ловить? Кто такое придумал?!

«На бричке под баян веселее будет!»

Последняя точка контакта с народом — местный автовокзал. Зябко. Две девушки-студентки на скамеечке ждут автобусов до своих поселков.

— А вот скажите, — начальник надувает щеки, — у нас такой вопрос. Самый насущный: экологическая проблема на повестке. Бензин все загрязняет. А вот если бы запустили бричку вместо автобуса — вы поехали бы?

— Гужевой транспорт, по науке, — подсказывает подхалим.

— По городу лошадь задавят, — выдавливает из себя девушка.

— Как задавят? В столицах, вон, все давно на бричках… Маршрутки отменили.

— Так холодно зимой…

— Все продумано, не дураки ж сидят! Люди будут ехать в шарабане и сами себя нагревать теплым дыханием. И дешевле! Каждый со своим сеном приходит…

— Нет, до Можги далеко на бричке, часов шесть тащиться. Вы чё, вообще?

— К истокам возвращаемся, девушки. Проявите сознательность! Вы сидите в бричке, мобильники не ловят, смотрите на природу, дышите! Песни поете под баян! Сушечки-конфетки…

— Пиво-сухари-драники? Прикольно, конечно, но не зимой… околеем до Можги.

* * *

…Одинокая девушка скучает возле расписания.

— Гражданка, мы комиссия, интересуемся: вот вы уже городская, а в село не хотите вернуться навсегда?

— Да мне ваше долбаное село вот уже где! Там все развалено, там нет работы. Все предприятия сельские закрыты, и закрыты, как понимаю, намеренно, чтобы убрать конкурентов… Так что, захоти мы даже вернуться, нам деваться там некуда. И развлечений ноль. Знаете, какие там зарплаты? У меня мать доярка: в четыре утра уходила, в десять утра возвращалась. Потом вечером так же. Детей своих она не видела. И 10 тысяч за всё! И что мне там делать, объясните, комиссия?

Пожилая пара — видно, что мужчина явно жаждет общения, некому высказаться, вывернуть всю душу.

— Такой почин сейчас — надо молодежь в село вернуть, — обращается к нему начальник, — вот мы мониторим настроения…

— Вот такой политики не понимаю: если тут нет работы, мол, езжайте в Москву. Ну вся страна не переедет в Москву! У нас такой крупный совхоз был, миллионер. Взяли закрыли. Зачем? Никто не пашет, не сеет. Пенсия — копейки, огородом живем. Скотину кормить невыгодно. Скотина дорогая.

— А сено?

— Травой и крапивой не накормишься. Мука нужна, хлеб. Скотина требует. Зерно. Если кто трактор раньше выкупил — еще можно скотину держать. А без трактора никуда. Молодежь не идет, дураков нету. Они в городе все сидят по ночным клубам. Приучают молодежь не работать. Хотя по телевизору сказали: десять али двадцать тысяч будет штраф за тунеядство. Как раньше.

— Вы считаете, это правильно?

— Конечно, правильно! Правительство само довело народ… Не я ж в этом всем виноват! Распустили людей! На халяву живут. Кто у бабушек клянчит, кто у родителей. У меня дочка в школе работает в две смены. Семь тысяч получает. Она одна там молодая, остальные учителя старики. Где молодежь?

— То есть гаечки надо подкрутить народу?

— Обязательно!

— А в какую строну?

— По резьбе надо закручивать, по резьбе.

* * *

…Акция доказала, что в российской глубинке абсурд и реальность сливаются воедино: ежедневно и естественно. Большим начальникам легко пользоваться доверчивостью людей, оборачивая их настроения в свою пользу. Словами Пелевина, «в России реальность традиционно выглядит абсурднее любого вымысла, поэтому чем вымысел страннее, тем больше ему веры».

Ян СМИРНИЦКИЙ, Ксения КОРОБЕЙНИКОВА,

уездный город N в 1000 км от Москвы.