фото: Лилия Шарловская
— Владимир Петрович, с какими мыслями вы подошли к юбилею?
— Испытываю целую гамму чувств, главное из которых — досада. Хочется, чтобы поскорее все прошло, но не удается остаться незамеченным. Мне предлагали сделать помпезный концерт в большом зале, но я не люблю пафосных мероприятий. Юбилейные концерты мне напоминают панихиды: также выносят медальки на подушечках, говорят одни и те же слова — «замечательный артист, семьянин, друг…», «внес большой вклад». Благо мне удалось все устроить достаточно скромно — сначала отмечание в ресторане в кругу близких и друзей, через несколько дней — футбол с ветеранами моего любимого «Спартака»: сперва сыграю за их команду, потом за нашу сборную «Артист», правда, боюсь, если мяч окажется у меня, никто не осмелится его в этот день забирать, а гол дадут забить даже носом. Также будет концерт в клубе с джазовыми музыкантами. Поскольку я имею отношение к этому жанру, они тоже хотят меня поздравить.
— В вашей биографии были тяжелые времена, когда деятельность ВИА, в которых вы играли («Норок», «О чем поют гитары»), запрещалась. Что помогло не опустить руки?
— Я не видел в этом трагедии, пусть в какие-то времена и приходилось трудновато. Мой любимый Игорь Губерман написал: «Сейчас полны гордыней те, кто, ловко выбрав час и место, в российской затхлой духоте однажды пукнул в знак протеста». Когда наступила перестройка, многие стали рассказывать про то, как их травили. Я всегда старался относиться к этому легче. В свое время доставалось Шостаковичу и Прокофьеву. А меня не вызывали «куда надо», просто говорили «не играйте». Мы все равно собирались где-то, устраивали закрытые выступления, восхищались друг другом. В этом была своя романтика, мне даже нравилось такое фрондирование. И именно в тот период на меня обратила внимание моя жена, с которой мы скоро отметим 50 лет совместной жизни. Она, конечно, тоже всегда поддерживала меня. Часто проводились квартирники. У меня, правда, с этим словом возникают какие-то криминальные ассоциации — «квартирники», «домушники». (Смеется.) Но я вообще склонен к иронии и самоиронии.
фото: Геннадий Черкасов
— Расскажите, чем вы занимаетесь сейчас?
— Был курьезный случай. Лет 15 назад меня спросили о творческих планах, а я не удержался и с серьезным видом сказал, что хочу выпустить диск, на котором в моем музыкальном сопровождении будут записаны храпы разных известных людей. И все почему-то этому поверили. Сколько людей мне тогда позвонили! Каждый спрашивал: а есть ли я на записи? Я отвечал: да, конечно! Мне предлагали любые деньги, чтобы я не выпускал запись их храпа. Потом, конечно, мне надоела эта история — и я признался в шутке. Сейчас продолжаю писать: иногда смотрю какой-нибудь старый красивый фильм, выключаю звук — и в голове сразу начинает сочиняться музыка. Кроме того, застаиваться не получается: мой сын хорошо знает современную музыку, внук подавно, мы очень много общаемся с ними на эту тему.
— Они прислушиваются к советам?
— Я не люблю их давать, когда не просят. Когда сыну (Владимиру Преснякову-младшему. — Н.М.) исполнилось лет 14, я вообще прекратил всяческие назидания. Никита же, несмотря на свою скромность — он, правда, очень переживает, что вокруг столько звездных родственников, — решителен, все хочет делать по-своему. Здесь я иногда немножко хитрю и, если даю рекомендации, всегда добавляю: все равно делай, как ты хочешь. И вижу, что он часто прислушивается. Я его очень люблю и горжусь им. Хотя он играет рок-музыку, он даже записал лирическую песню для моего альбома. Мне это очень приятно.